Оригинал статьи

Странное словосочетание «живая жизнь» то и дело звучит в последнее время в литературных кругах. Недавно ее искал Василий Аксенов среди текстов номинантов "Букера". До этого оно мозолило глаза в связи с прошлогодней букеровской финалисткой Мартой Петровой, которая свою «Валторну Шилклопера» будто бы из этой самой живой жизни перенесла на бумагу. Года не прошло, а Марта Петрова уже приобретает то ли последователей, то ли единомышленников. «Конина (Записки скотовода)» Сергея Спирихина написана в том же духе. День за днем: он пришел, она ушла, я подумал, такой-то сказал. Только Спирихин приправляет эти записки рассуждениями, изысканными метафорами, афоризмами и зарисовками из жизни творческой интеллигенции. Он не так скуп на слова, как Марта Петрова. Его проза местами вполне изящна, иногда остроумна, порой познавательна и моментами нетривиальна. Что не мешает ей оставаться куском ЖЖ - эту аббревиатуру можно прочитать и более привычным образом: Живой Журнал, или LiveJournal. Вот уж где живая жизнь цветет буйным цветом. Многие публичные интернет-дневники заслуживают преобразования в печатную версию ничуть не меньше, чем «Конина». Другое дело, что искусственно создавать жанр жэжэистики, как это делают Петрова и Спирихин, по меньшей мере странно. И если легкое разочарование, которое испытал читатель, закрыв последнюю страницу «Валторны», щекотало нервы своей новизной, то в случае с «Кониной» оно уже не вызывает ничего, кроме раздражения: живая жизнь - это, конечно, здорово, а литература-то где?

Иногда, впрочем, в недрах LiveJournal рождается и последняя. Как в случае с «Лупеттой» Павла Вадимова, которая изначально выкладывалась именно в ЖЖ и в форме подневных записей выглядела, пожалуй, даже органичнее. И действеннее. "Настоящие книги и договоры с дьяволом пишутся только кровью. Но никто еще не ставил вопрос о качестве таких чернил. Интересно, примет ли князь мира сего манускрипт, написанный порченной кровью?" - даже этому эпиграфу уже не слишком идет книжный формат. Переплет добавляет "Лупетте" искусственности, убавляет пронзительности и скрадывает простой до гениальности композиционный прием, легший в основу романа: главка за главкой, одна о любви, другая о болезни. Так вся книга. "Если любовь моя зовется Лупеттой, то имя моей смерти - Лимфома". Разложи книгу на "первый-второй", и почти ничего не останется. Во втором столбце окажется бледное подобие "Ракового корпуса", в первом - сентиментальная история любви, как все любови, первой, последней и единственной. Но именно в ритме чередования - ошеломительный эффект романа. Каждую страницу - из жара в холод, из больничной палаты - в уютное питерское кафе, от тяжело больных товарищей по несчастью - к прекрасной юной девушке. "Тик-так, тик-так", - стучит механизм часов, отмеряющих тот отрезок времени, которое оставил рак крови главному герою. "Тик" здесь - это апофеоз жизни, любовь, сбивающая с ног. "Так" - смерть в самом своем уродливом образе - гниющих заживо людей.

Отсутствие нарочитой литературности и жэжэшная манера разговора "Лупетте" как раз к лицу. Редкий случай, когда не хочется попенять автору за недостаток художественной обработки - какая уж тут обработка, когда текст кровью написан.

15.11.2005 / Мария Терещенко